— Вы помните, что вы делали 7 апреля 2014-го?
— Не-а. В это время мы готовились к вхождению в Славянск, правда, тогда слова Славянск никто не знал, в Донецк. Где я в этот момент находился, я, честно, не помню, потому что всё время метался между Симферополем, Ростовом, Таганрогом и по Крыму рассекал. Дневник я не вёл. Даже во время второй чеченской я вёл дневник, зашифрованный, естественно, тогда уже нет. Переходя границу, я даже паспорт оставил, какие уж там дневники. Что вы имели в виду?
— День объявления независимости ДНР.
— Возможно, в этот день я направил туда [Игоря] Безлера. Подчёркиваю, возможно. Я тысячи три долларов аксёновских дал ему, чтобы меня информировал. Нужно было понимать, куда ты идёшь. Я понимал, что если не поддержать извне, то, скорее всего, ничего не получится.
— Это была ваша личная инициатива?
— Да.
— Не Малофеева, не Аксёнова?
— Малофеев вообще был против Донбасса. Уже потом он согласился с этим. И не я его уговаривал. Он пообещал мне огромную премию за успешные действия в Крыму, и, мол, возвращайся в Москву, для тебя будет другая работа. Уже потом узнал, что это была за работа. Человек, которого он выбрал на эту работу, провалил её в хламину.
— Какая была работа?
— Секрет. Тоже было бы интересно, но не так, как Донбасс. Я на Донбасс не за интересом шёл. Факт в том, что я полагал, что на Крыме останавливаться ни в коем случае нельзя. И пока в Киеве находится эта антирусская власть, Крым будет под вопросом. Тогда у меня была уверенность, что в Москве понимают, что они сделали, и что пути назад нет. Нужно идти только вперёд.
Аксёнов поддержал. Он неглупый мужик, он понимал, что если Крым не будет иметь с севера Россию, то хорошего будет мало. Что, собственно, и произошло. Он возглавлял «Русское единство», филиалы которого были не только в Крыму, но и во всей Новороссии. Он меня свёл со своими людьми из Харькова, Одессы и так далее. Фактически переключил их на меня. Людей было немного, возможностей — тоже, но на безрыбье и рак рыба. Практически все эти люди были не из Донецка.
Меня просили идти на Одессу. Как на неё идти? Морем? Десант с моря, конечно, как Деникин высаживал в 1919-м, было бы круто. Проблема в том, что Деникин воинскую часть высаживал, а идти не имея тыла — это авантюра, не имеющая шансов на успех. Нужна была хотя бы теоретическая возможность получить помощь с Большой земли. Поэтому решили идти на Донецк.
Я написал Аксёнову текст, он зачитал этот призыв присоединяться [в ролике «Обращение Сергея Аксёнова к народу Украины»]. Малофеев помогал, но на тот момент уже слабо. Фактически всё финансирование похода на Донбасс взял на себя Аксёнов.
— Эти 54 человека, с которыми вы пересекли границу Украины ночью 11 апреля, — люди Аксёнова (12 апреля 2014 года Игорь Стрелков со своими батальоном захватил административные здания в городе Славянске. — Ред.)?
— Люди в основном из батальона, который я сформировал в Крыму, если это можно назвать батальоном. Но это единственный батальон из ополчения, у которого было оружие. Мне удалось через свои бывшие связи получить доступ к украинскому военному складу. Мы достали 150 автоматов и четыре пулемёта РПД.
И когда стало известно, что мы получим возможность пройти, то я добирал людей. Среди них был и Моторола [Арсен Павлов]. Я провёл с каждым из них собеседование, некоторые отсеялись, восемь человек осталось. Потому что я всех предупредил, что мы идём в партизанский отряд. Если у нас ничего не получится, то Родина скажет, что нас и не было. Две трети группы были гражданами Украины.
— Это же самоубийство — с полусотней людей идти захватывать город.
— Почему? Я всё чётко спланировал. Если бы там не было местного действующего восстания, то, конечно, это было бы самоубийством. А поскольку оно было, то и расчёт строился на том, чтобы в эту рыхлую массу ввести ядро, вокруг которого будет происходить кристаллизация. Так и произошло. Может, не в тех масштабах, на которые я рассчитывал, но вокруг этих 50 человек выросло всё ополчение.
— Если бы вы не перешли границу, то войны в Донбассе не было бы?
— Она была бы, но очень быстро бы закончилась. Вошли бы украинские войска, и было бы пару таких событий, как в Одессе (во время пророссийских протестов в Одессе погибли 48 человек, несколько десятков были ранены. — Ред.). Кого-то бы сожгли, кого-то бы расстреляли, сотня-другая человек пропали бы без вести, нацики вместе с СБУ устроили бы. И всё. Донбасс был бы потерян, и война была бы на границах с Крымом.
— Получается, что если бы не было вас, то полномасштабных военных действий бы не случилось?
— Не случилось бы. Но они бы случились позже — и неизбежно. Намного более крупномасштабные. Потому что рано или поздно между РФ и Украиной будет война. Это неизбежно с марта 2014-го. И я понимал это тогда. Вариантов нет: или в Киеве не будет этой власти, или Москва капитулирует, придётся отдавать Крым, платить и каяться.
— Вы поехали туда воевать с украинской властью?
— В первые дни можно было наколошматить большое количество и украинских военных, и спецслужб, но мы никого не трогали, даже никого не задерживали. Кроме тех, кто нам явно и открыто сопротивлялся. Мы нейтрализовали тех, кто сопротивлялся вооружённо: нацистов, националистов украинских. Больше никого, в общем-то, не трогали.
Я ехал проводить спецоперацию как я умею. Воевать я не собирался. Собирался проводить силовые акции, создать ополчение, обеспечить референдум, после которого должны были быть введены российские миротворцы. Должен был повториться крымский сценарий, без боевых действий.
Но в Москве решили по-другому. Причём после того, как я зашёл [на территорию Украины]. Боевые действия начались, как только Украина поняла, что российских миротворцев не будет. Если бы всё произошло так, как я планировал, то войны бы не было.
— Получается, что российских войск на востоке Украины не было?
— Пока я командовал ополчением — нет. Никаких. Были отдельные добровольцы. Ко мне приехал офицер. Он учился в артиллерийской академии и уехал в отпуск в Славянск. Я назначил его командующим артиллерией, но через месяц он вернулся. Насколько я знаю, он получил жёсткое взыскание.
— Про отпускников из российской армии даже мемом стало…
— Я говорю только о том, что лично наблюдал. Пока я был командующим ополчения и числился министром обороны, никаких воинских частей и подразделений на территории ДНР не было. В ЛНР, насколько я знаю, тоже. Даже официальных советников не было.
— То есть вы в Москве оставили семью с детьми и поехали проводить спецоперацию?
— Нет. Я был давно разведён на тот момент. И семейные вопросы я вообще не затрагиваю и не люблю. Сам не лезу и не люблю, когда другие лезут.
— Как было с дисциплиной в ополчении?
— У меня очень жёстко. Естественно, чем больше росло ополчение, тем больше падала дисциплина. Если в Славянске была очень жёсткая дисциплина, то когда фронт растянулся на несколько десятков километров, контролировать все подразделения лично я не мог. Задачу, которую я поставил изначально: чтобы солдаты меня не только уважали, но и боялись, а это необходимо, — я выполнил.
Особенно боялись командиры. И правильно делали.
— Потому что вы использовали методы…
— Я использовал все методы, которые необходимо использовать военачальнику на войне. Тем более на войне гражданской.
— Включая расстрелы?
— Конечно.
— Сколько приказов о расстрелах вы отдали?
— Официально — четыре.
— Сами в них участвовали?
— Нет (в интервью украинскому журналисту Дмитрию Гордону Стрелков признался, что лично расстрелял человека. — Ред.). Мне это уже было не нужно. Извините, командующий не обязан всех расстреливать.
— Хорошо. Если бы не произошло полномасштабного конфликта и Россия не поддержала бы русских в Донбассе, что украинская власть сделала бы с русскоязычным населением?
— То же, что и делает сейчас, только быстрее.
— Как это можно назвать?
— Культурный геноцид. Фактически на Украине запрещён русский язык.
— Так, а культурный геноцид не равен настоящему геноциду?
— Там, где начинается культурный геноцид, рано или поздно будет и обычный. Для народа культурный геноцид иногда даже страшнее настоящего, поскольку он приводит к превращению его в прямую противоположность себе. Из Украины лепят Антироссию. Русские люди воюют за то, чтобы их дети не говорили на русском языке и не считали себя русскими. Это даже не шизофрения, это хуже.
— Вы в этом видели смысл проведения спецоперации? Чтобы не допустить геноцида русского народа?
— Да. Власти приходят и уходят, Путины приходят и уходят, а Россия остаётся. И народ остаётся.
|