Вспомнил поэта Некляева, вечно пьяного, заискивающего. Старательно ему он жопу лизал, в самолетах стишки читал, а потом проворовался, борцом стал, в эмиграцию сбежал, но тут же явился. Победы ждал. Пришел бы лучше, так и так, Александр Григорьевич, проблядовался, пропился, денег чуток взял, да и писал бы себе песенки да стишки. А тут на захват резиденции зовет...
В кабинет вошли Шейман и Коноплев.
— Результаты отличные,—сказал Шейман.
— А я будто бы без вас не знал, какие. Сейчас дело в другом. Думать надо, думать... Многое менять.
Он глянул на Шеймана:
— Тебя уже поменяли... В самое время, а так бы садить надо было. Доигрались со своими сценариями. Тоньше надо было убирать, тоньше...
— Мы работали тонко. Другие сдрейфили, а теперь на дачах отсиживаются.
— Разберемся со всеми. Иных далече, а иных... Время покажет.
— Тут информация свежая и достоверная,— сказал Шейман и запустил руку в папку.
— Информация типа той, что я на выборах победил?! — он захохотал.
Шейман замолчал, слегка надулся.
— Другая... Мясникович имел несколько тайных встреч с Мариничем. Искал, скотина, запасной вариант. И не только в Риге, о чем я докладывал вам. С ним встречался, с премьером Ермошиным. Договаривались.