Страна и стонет, и вопит: где наш Малахов? А вдруг украл его шахид, слуга Аллаха? А вдруг украсть его велел бандит бен Ладен? Ведь он, мы слышали, болел, дышал на ладан? А может старенький Фидель, давая дуба, призвал его в свою постель, увез на Кубу? А может, что-то с ним стряслось? Несчастный случай? В лесу напал безумный лось и еж колючий? А может, даже не в лесу, на дальней даче он пальцем ковырял в носу, и вывих, значит? Он к пальцу применил лопух, обмазал флорой, но палец все равно опух — не вызвать скорой, распухшим пальцем не набрать известный номер, осталось только помирать, он взял и помер?
А может, съел не тех грибов? Говна и лука? А может, у него любовь? Тоска и мука? Повис в петле среди осин взлетевшей птичкой? А может, выпил керосин да чиркнул спичкой? А может, хвощ и чистотел втирая в плечи, он камни вывести хотел, да вывел печень? А может, глубоко дыша отваром дуба, чихнул — и вырвалась душа сквозь рот и зубы?
Рыдает пресса, всюду стон, болеют люди. Пропал Малахов! Где же он? Что с нами будет? И лишь вахтер под сотню лет сидит смеется: он просто вышел в туалет, сейчас вернется. Зачем истерика, трагизм, деза и враки? Он просто чистит организм. Выводит шлаки.