Сага о великом провале. О северных шейхах. Норвегия.

[politik]

Страны, которые в старых сагах зовутся Балахонией, потому что люди там ходят в длинных белых балахонах и верят в человека по имени Магомет, очень богаты земляным маслом, которое называется нефтью.
В нефти скрывается большая сила, и ее применяют для того, чтобы двигать телеги без лошадей, в которых люди разбиваются насмерть. Еще она годится для освещения улиц в поселениях, чтобы разбойники не могли воспользоваться темнотой, когда нападают на человека, который отважился выйти вечером из дома. Нефть полезна также для согревания жилья и для многого другого, чего мы не будем упоминать в этой саге.
Для того чтобы возить нефть туда, где ее нет, нужны большие корабли, и те, кто ими владеет, наживают большие богатства. И поскольку, когда жгут нефть, получается скверный запах и вредный для здоровья воздух, многие нажили большую славу, выступая с речами о том, как это плохо. Многие получали также золото за то, что говорили об этом страшные слова или чертили руны в каждодневных листках.
Все страны наложили на нефть большие налоги, и много золота из этих налогов шло на то, чтобы помогать тем странам, которые приобретали большие богатства, позволяя бриттам и людям из Винланда доставать нефть из земли.

[politik]

Таким образом, нефть – это большое благо для всех. Во всех странах ее ищут, и когда найдут в одной, то другие очень завидуют. И возникает большая вражда и ссоры за право владения дырами, из которых течет нефть.
В Балахонии много удивительных обычаев. Хэвдинги называют себя шейхами. Они забирают себе все богатства, которые получают из нефти, а остальной народ живет в большой бедности и нуждается в деньгах и во многом другом.
Шейхам позволено иметь столько жен, сколько дней в году. Из-за этого остальным мужчинам жен не хватает, и они сильно возбуждаются, когда видят женщину, принадлежащую другому.
На нефтяное золото шейхи покупают себе особые телеги без лошадей, которые называются «долларглис» («ухмылка доллара»). Они говорят, что им нужно много золота потому, что держать так много жен очень накладно. Когда покупаешь платок или серьги одной жене, остальные триста шестьдесят четыре требуют того же. От этого происходит много шума и ссор в доме.
Поскольку нефти, которая добывается из земли в Балахонии и других местах, становилось все меньше, многие стали искать ее на морском дне. И в Большом море возле Норвегии нашли столько нефти, что люди в других нордических странах опечалились и считали, что это несправедливо.

[politik]

Некоторые говорили, что морская нефть не принесет счастья стране. Но большинство норвежцев очень радовались, и когда спали, видели сны о том большом благополучии, какое должно прийти к каждому из них. Многие думали, что перестанут платить налоги, ибо норвежцы их очень не любят. Те, у кого, кроме жены, была еще тайная женщина, думали, что теперь они заведут даже несколько и не будут этого скрывать. Женам своим они собирались объяснить это тем, что в Балахонии такой обычай и ему надо следовать. Многие, впрочем, считали, что и одной жены более чем достаточно.
Те, у кого были маленькие телеги без лошади, продали их и купили «ухмылку доллара». И все надеялись, что смогут купить себе такой ящик для дальневидения, в котором все показывают в разных красках, и что будут пить дорогой крепкий мед и часто приглашать гостей.
Люди, которые имели деньги и всякие приспособления, с помощью которых достают нефть, начали рыть дыры в морском дне. И были выпущены пергаменты, которые можно было купить за сто серебряных денег. В этих пергаментах было написано, что каждый, у кого есть такой пергамент, будет владеть частью морской нефти, которую потом найдут, и получит в сто раз больше, чем заплатил. Многие купили эти пергаменты и в ожидании богатства перестали работать. Те же, у кого не было пергамента на нефть, искали теперь другие пути, чтобы разбогатеть.
Был человек по имени Альфред. Он думал, что можно получить много золота, если остричь животное, которое называется мускусный бык, и продавать его волос как шерсть. Он купил несколько телят этого животного. Но поскольку он не мог кормить их так, чтобы шерсть на них выросла достаточно длинной, ему пришлось оставить эту затею. Шерсти хватило только на одну рубашку. Эту рубашку показывали даже по дальневидению, и многие тогда подумали, что Альфред очень умный человек.
Теперь он узнал, что шейхи в Балахонии делают праздничную одежду из шерсти животного, которое называется верблюд. Одежда получается очень теплая и дорогая. Он решил, что на такую шерсть будет спрос и в Норвегии, а, кроме того, это животное будет полезно там, где нет дорог.
И он купил верблюжьих телят и сел ждать, когда у них отрастет шерсть.
Когда люди из Тинга, которые ведают дорогами, обследуют их в Халогаланде и в Сюгнафюльке, они часто пользуются верблюдами, чтобы добраться от одного селения до другого.

[politik]

В древние времена люди обычно опоражнивали свой живот возле хлева, сидя на жерди. Однако мало-помалу возникали новые привычки и добрые обычаи, и люди стали для этой цели строить особые домики. В них могло быть одно или несколько мест, что зависело от того, большая ли семья и сколько работников имел хозяин.
В таком домике, который назывался уборной, люди могли посидеть рядом и побеседовать и приятно провести время. А в хорошую погоду можно было держать дверь открытой и смотреть на белые березы и зеленую траву на лугах и полянах вдали. Многие при этом вспоминали слова Гуннара из Лидаренна о том, что прекрасны горные склоны и не уеду я отсюда никуда.
Так росла любовь к родным местам, и много хороших мыслей и затей рождалось здесь.
Отходы же вывозили на поля, и земля получала от них новую силу. Так все шло и было благом и для людей и для скота.
Однако когда наступала зима, приносившая снег и холод, приятность этих мест становилась гораздо меньшей. Хэвдинги и другие знатные люди стали, поэтому переносить их в дома, где жили сами, а отходы спускать в речки или озера вместе с прочими ненужными вещами.
Это считалось более здоровым, и был издан закон, в котором говорилось, что все должны иметь водяные уборные, а земляные запрещаются.
Но с течением времени от всех речек пошел дурной дух, и в озерах плавало то, что текло из водяных уборных. Рыба дохла и пропадала, и никто не мог там купаться, отчего у девиц стало меньше поводов показаться без одежд, и это было огорчительно для многих.

[politik]

И все больше и больше людей стали тогда думать и говорить, что благополучие рушится со всех сторон. Реки пересохли, на всех водопадах поставили крутящиеся колеса, и сила воды употреблялась для того, чтобы варить легкое железо. Иностранные люди получали от этого большие выгоды и вывозили из страны много золота. Силу воды они покупали дешевле, чем те, кто ею пользовался для того, чтобы обогреть свой дом или сварить еду. Но Трюгве, который тогда был правителем, говорил, что это принесет Норвегии большую пользу.
И многие из тех, кого показывали в ящике для дальневиденья, говорили, что уже хватит и нельзя, чтобы реки пересыхали, и все были согласны, что тут надо бы действовать с осторожностью.
Однако все были согласны и с тем, что если кто-нибудь ставит колеса на водопаде и портит реку, которая течет мимо их дворов, то хуже от того не станет, лишь бы за это было хорошо заплачено.
Когда варили легкое железо и плавили руду, было много дымов, а из-за этого засыхал лес, и солнце не попадало на землю. Многие люди от дыма болели грудью. И когда женщины вывешивали выстиранные одежды, те чернели от дыма, и их нужно было стирать еще раз. Когда муж приходил вечером домой, его женщина была зла и не хотела делить с ним ложе. От этого проистекало много вражды между ними и случалось много разводов.
Каждый твердил, что заводы, где варят легкое железо, очень портят воздух, и потому больше их строить не надо. Но когда заходила речь о том, чтобы построить такой завод в его владениях, каждый был рад и считал, что тут совсем другое дело.
Когда ветер дул с юга, снег становился черным от дыма железных заводов, которых много в странах Римского письма. Но Коре Глубокоглазый говорил, что, когда Норвегия подпишет Римское письмо, снег снова станет белым.

[politik]

От всего этого в народе было большое волнение, и те, кто заседал в Тинге и королевском совете, решили, что это волнение уляжется, если сделать так, чтобы целый год все могли свободно жаловаться на загрязнение воздуха, земли и воды. Тогда можно будет свободно говорить «свинья» каждому, кто выбрасывает куски хлеба и другие полезные вещи на улице, в лесу или в поле. А на все письма в тот год приклеивали знак, называемый маркой, которая гласила, что природу нужно беречь.
И когда кончился этот год, в королевском совете был поставлен особый человек, чтобы говорить против загрязнения, и все успокоились, и все пошло как прежде.
Так это было.
Все больше и больше людей, которым нечего было делать, переезжали в главное поселение Осло, и тем, у кого там не было домов, приходилось жить в палатках прямо в лесу.
И тогда говорили, что Тинг плохо заботится о бездомных и не помогает им.
И еще говорили, что в главном поселении живет слишком много народу, и поэтому там плохой воздух и плохая вода. Один человек в ящике для дальневиденья говорил, что самый лучший способ борьбы с порчей природы состоит в том, чтобы всех, кто сидит в Тинге и королевском совете, выселить подальше. Ибо за ними уедут и многие другие, и тогда природа будет портиться не здесь, а в другом поселении. Но им не следует уезжать настолько далеко, чтобы не успеть вернуться на ночлег или на ужин, или не попасть на развлекательные сборища.
Многие считали, что природе поможет, если волки и медведи будут свободно бродить по лесам и полям и задирать овец и коз, как они делали это в далекие времена. Ибо это есть древнее право зверей, и отнимать его у них не следует…

[politik]

С древних времен скальды были самыми почитаемыми людьми в Норвегии. Поэтому и те, кто имел этот дар, и те, кому было трудно выразить свои мысли слонами, старались слагать песни, чтобы получить прозвание скальда.
Скальды никогда не называли людей их истинными именами. Когда они пели песнь о Пере Далеком, то называли его «сладкогласый хэвдинг дальневиденья». Коре Глубокоглазый звался «ревностным другом Рима». Когда место правителя занял Трюгве из Браттелида, скальды стали звать его «судьбой Пера Далекого» или «молчаливым хэвдингом рабов». Последнее прозвище он получил потому, что не так часто показывался в ящике для дальневиденья, как Пер.
Так скальды давали всем хэвдингам почетные имена, и людям приходилось долго думать, чтобы сообразить, о ком идет речь. И чем труднее и длиннее были прозвища, которые придумывал скальд, тем большей была его слава.
Так было в старые времена, но затем у скальдов все переменилось. Они больше не славили хэвдингов, но складывали о них презрительные песни, потому что те чинили раздоры в мире.
Некоторые переставляли слова задом наперед или переворачивали вверх ногами руны. Другие складывали руны в большую бочку и перемешивали их. Потом доставали руны из бочки и составляли их в слова, которых никто не понимал. Так была сложена эта песнь:
Атапол
патало
талопа
лотапа
тапало
опатал
полата
лопата.
Многие считали, что это хорошая песнь. Но некоторые говорили, что ее портит последнее слово, ибо его может понять каждый.

[politik]

Были скальды, которые ставили слова в круг или наискось по всему пергаменту, и их имена становились знаменитыми. А для того чтобы в книге было больше листов и можно было, поэтому, получить больше денег, они оставляли на каждом листе только одно или два слова, а многие листы были совсем пустыми.
Некоторые собирали слова, которые пишут на заборах. Когда из этих слов составлялась книга, человек называл себя скальдом.
Когда люди встречаются на дороге, они часто говорят друг другу разные слова о хорошей погоде и солнце. Они тоже скальды, только не знают этого. Ибо один скальд пел так:
Солнце
Светит на небе.
И это считалось очень хорошей песнью, и скальд получил за нее золото.
Случалось, что кто-нибудь говорил о девушке, что у нее нежная кожа. И это было не больше чем красивые слова. Но эти слова стали песнью, когда один человек, который считал себя скальдом, написал только их на целом листе в таком порядке:
Нежная кожа у нее.
Некоторые песни можно было составить, повторяя одно и то же слово до тех пор, пока хватало терпения. Сила слова становилась очень большой, ибо росла с каждым его повторением. Если скальд повторял слово тысячу раз, то все говорили, что он вложил в свою песнь много труда. И она толковалась как сильный удар по тем, кто пишет песни, которые понимают все.

[politik]

Был и еще один путь стать скальдом. Можно было заменить руны в словах, которые известны каждому, другими рунами, так чтобы слово стало непонятным. Вместо «баран бил в барабан» скальд писал «шаран шил в шарашан». Сам скальд считал это очень удачной находкой, и его друзья громко кричали, что он великий человек, который нашел новые пути сложения песни.
Поскольку люди не понимали глубокого смысла, который был в этих новых песнях, скальды завели обычай толковать песни друг друга и хвалить один другого в каждодневных листках. За это они часто получали больше, чем за сами песни.
Одни скальды жили лучше, другие хуже, это зависело от того, насколько ценятся их песни. Тот, кто думал, что может прожить только песнями, часто умирал с голоду.
Тогда Тинг издал указ, по которому всё, что сами скальды считали песнями, следовало записать в книги и разослать по всем поселениям. Заплатить за это решили налоговым золотом, и чем больше листов было в книге, тем больше золота получал скальд. В каждом поселении был особый дом, где люди брали книги на короткое время. Но поскольку книги, напечатанные с помощью Тинга, никто не хотел брать, их складывали в подвалы под книжными домами. И поскольку никто не читал этих книг, никто не мог сказать, хорошие в них песни или плохие, и не мог судить, напрасно или нет Тинг потратил золото.

[politik]

Многие к тому же считали, что плохому скальду нужно платить больше, чем хорошему, потому что ему приходится тяжко трудиться, чтобы сложить песню. Требовали также, чтобы каждому, кто хотя бы один раз составил книгу, которую потом положили в подвал, платили до конца его дней. А тех, кто считал себя скальдом, но не имел дара складывать песни и поэтому не мог составить книгу, следовало все же называть скальдами и сделать так, чтобы им жилось лучше.
И песен теперь писали больше, чем когда-либо раньше, и читали меньше, чем когда-нибудь. Все радовались этому и говорили, что налоговое золото истрачено очень мудро.
Когда песни какого-нибудь скальда приходились по вкусу многим, их называли «бестселлерами». Но молодые скальды произносили это слово с презрением и говорили, что только плохой скальд может написать такое, что нравится большинству людей. Они насмехались над теми, кто не хотел покупать книги, которые никому не были понятны. Еще хуже, на их взгляд, было покупать такие книги, в которых рассказывалось не только о том, что люди говорят и делают в постели, но и о том, что они делают одетыми. Но самый большой вред, говорили молодые скальды, происходил от тех книг, в которых рассказывалось о мужчине, который в радости и довольстве жил со своей женой, или о женщине, которая хорошо жила со своим мужем. Такими же вредными были книги, где говорилось о людях, не поврежденных умом и делающих полезную работу.
Скальды говорили, что это исключение и вредное отклонение от нормы. И что когда люди читают такие книги, то начинают неверно все понимать и становятся довольны правителями и обществом.
Те, кто малевал холсты, тоже скоро поняли, что, если они хотят стать знаменитыми, надо малевать так, чтобы люди удивлялись.
Один холстомаз покрыл все полотно черной краской. Те, кто пишет в каждодневных листках о холстомазии, сказали, что у него было очень тяжело на душе, когда он делал эту картину. А когда он потом в верхнем углу холста намалевал очень маленькое белое пятно, это истолковали так, что теперь ему стало легче.
Некоторые вырезали буквы из каждодневных листков и складывали из них скверные слова, которые потом приклеивали на белый холст. Это помогало им выразить то, что бродило у них в душе.

[Este]

В общем, из всех этих саг можно сделать один простой вывод: нефть - это главное зло в мире. Не было бы нефти, не было бы и войн.