Это было в Душанбе...

[Джура Хан]

Тахмина

Это было летом, на Памире. В ясный солнечный полдень я сидел под тенью ив, на окраине кишлака. В полдень, в кишлаке, обычно наступает такая тишина, что слышишь шелест каждой травинки. Кругом зелёное море трав, и лишь птички поют, и всем телом чувствуешь тепло летнего дня. Блаженство, люблю в такие моменты полежать на травке и глядет на памирское голубое небо.
Я услышал, что *где то недалеко, остановилась машина, открылась и захлопнулась дверца. Я продолжал лежать не обращая внимания
- Куллуг, вирод (Спасибо, брат, памирский яз)
- Будь здоров
Голос мне показался очень знакомым. Я приподнялся и посмотрел в сторону дороги. Фиолетовый «Опель» поехал дальше. А по тропинке, в сторону кишлака поднимался Фарход, мой сосед и друг.
- Привет, Фарход, откуда это ты?
- Из Хорого, ездил на базар.

[Джура Хан]

С Фарходом мы знакомы давно, чуть ли не с детства. За черные, кучерявые волосы, все его называли «Рембо». Да и ростом он был, как великан, но до ужаса добродушный. И как все добродушные люди очень любил сладкое. На базаре он всегда останавливался возле конфет, и всегда покупал себе что нибудь сладкое. Но больше всего он любил белый зефир. Мне с ним всегда очень интересно общаться. Знаете почему? Я такого искреннего человека, почти нигде не встречал. Немного наивный, добрый и очень весёлый парень. Поверьте, беседовать с искренним человеком одно удовольствие. Он тоже часто заходил ко мне, просто так, как это бывает обычно в кишлаке, поговорить ни очём и обо всём. И на этот раз он спокойно сел на травку рядом со мной, сорвал зелёный стебель травы и молча начал грызть. Рядом со мной лежал раскрытый, цветной *журнал «Индия» (это я привёз, чтобы почитать во время отпуска, который я почти всегда провожу на Памире), а на раскрытой странице была фотография индийской киноактрисы Рани Мукерджи. Фарход взял журнал в руки, и тихо произнёс:
- Как она похожа на Тахмину
- На кого?
- На Тахмину, - наивно произнёс он.
- На сестру Шакарбека, что ли, - спросил я, вспомнив единственную Тахмину в нашем кишлаке.

[Джура Хан]

- Да нет. Ту Тахмину я встретил года три назад в Душанбе, на остановке у «Гулистона». Я вопросительно и с легкой улыбкой посмотрел на него. Зная его характер, я был уверен, что он, как всегда расскажет мне всё. Он сорвал другой стебель травы, внимательно посмотрел на неё, как будто эта история была записана на стебле этой травки. Я молчал. И он начал:
- Это было в конце декабря, когда весь город бегает по магазинам в поисках новогодних покупок. В «Гулистоне» я купил килограмм белого зефира и сидел на остановке. Как известно, в декабре очень быстро темнеет, и все стараются побыстрее попасть домой. На остановке было несколько женщин и одна молодая девушка. Уже было почти темно. Ни автобусов ни маршруток, как всегда в часы пик, не было видно. Полные «Тангемки» пролетали мимо без остановки. Отчаявшись несолько женщин отправились пешком в сторону «Молодежки», в надежде там сесть во что нибудь. Осталась лишь старая бабушка, я и молодая девушка. Через четверть часа, подехало «двухрублёвое» такси, которую мы естественно уступили бабушке. Уже было совсем темно. Было явно видно, что девушка побаивается меня. Она чуть отошла от остановки, и начала названивать кому то по «мобилке».

[Джура Хан]

- Виц, узум гал тар остановка (тётя, я ещё на остановке, памирский язык), - услышал я памирскую речь. Честно говоря, у меня сразу появилась эта догадка, когда я увидел её впревые, но не был уверен, что она памирка. У неё было красивое овальное лицо с черными глазами. На голове вязанная белая шапочка, из под которой виднелись мягкие тёмные волосы, местами мелированные. И я ещё, про себя подумал: «Такие красивые волосы, а она испортила их своим дурацким мелированием».
- Фарход, кстати, мне тоже не нравятся мелированные волосы, - вставил я свою реплику. – Складывется такое впечатление, как будто на красивую полянку тюльпанов, вылили ведро жёлтой краски. По мне, естественные волосы волнуют воображение больше чем мелированные.
- Да, согласен, Джура.
- Ну, и что было дальше?
- Когда я услышал её памирскую речь, я решил, что не уйду пока не уедет она. Что то взыграло во мне, наверное памирские гены, или чувтсво национального родства.
- Ях, тут тар ка равон (Сестра, тебе в какую сторону ехать, памирский язык)? – спросил я её тоже по памирски, главным образом, что бы успокоить её

[Джура Хан]

- Пи «Гипрозем», - тихо, но всё ещё с недоверием ответила она. Она всё так же стояла за пределами остановки, вдали от меня. Ну и я молчал. Уже было совершенно темно, людей на улице было почти не видно, к тому же стало холодать, всё таки декабрь. Хотя магазины ещё был открыты. Новогодняя распродажа.
Тут подъехал огромный черный «Лексус» с затемнёнными стёклами. И из него вывалились девушка, совершенно пьяная, в мини юбке, и двое парней.
- Купите ещё шампанское, - писклявым голосом прокричала пьяная девушка. Парни побежали в сторону магазина.
Увидев их девушка – памирка приблизилась ко мне, возможно в сердце, признав во мне её единственного на тот момент защитника.
- Не бойся, - тихо произнёс я.
- Я ужасно боюсь пьяных, - с дрожью в голосе произнесла девушка, и подошла ещё ближе. С ближины я увидел, что она совсем ещё молоденькая. От силы ей можно было дать двадцать лет. Возможно от волнения, на верхней губе, у неё выступила испарина. Оказалось, что у неё длинные темно-шёлковые волосы, которых не было видно из за капюшона пальто.

[Джура Хан]

Из кабины «Лексуса» раздавался визг и писк девушек. Видимо пьяня девушка была не одна. Тут из магазина выбежали парни неся в руках не только шампанское, но и водку и коньяк, и ещё какие то пакеты. Они быстро запрыгнули в машину и исчезли в темноте душанбинской ночи.
- Слава Богу, - с облегчением вздохнула девушка, но от меня теперь она не отходила. Она посмотрела мне прямо в глаза с *такой ясной, полудетской улыбкой, как будто сто лет знала меня.
- Фарход, да достаточно посмотреь в твои честно-наивные *глаза, чтобы понять, что ты и муху не обидешь на свете. Он на это ничего не ответил.
- Ну и что потом.
- Ну, я, пока стоял на остановке, чуть-чуть проголодался, и выташив из пакета зефир, предложил девушке. Она, так громко рассмеялась, что мне показалось, весь ночной Душанбе услышал её смех. Она минут пять смеялась, и никак не могла остановиться.
- Слушай, Джура, а это действительно смешно, да? Предложить девушке зефир? – как всегда честно и наивно спросил меня Фарход.

[Джура Хан]

- Ну, не знаю, может у тебя вид в этот момент был смешной.
- Не знаю, я просто был смущён её красотой. Мы разговорились, как старые знакомые. Да и новогодняя обстановка способствовала какому то праздничному настроению. За это время несколько раз зазвонил её телефон. Она всячески пыталась успокоить своих домашних, что бы они не тревожились.
Тут подъехало какое то такси, и остановилось не далеко от нас. На переднем сиденье сидел пассажир
- «Гипрозем» ки меравад (Кто поедет в сторону «Гипрозема», памирский язык)?- спрсил молодой таксист. И тут, до меня дошло, что моя ночная сказка вот-вот завершится. Тахмина быстро подбежала к такси, что то там спросила, я не разобрал слов. Немного поколебавшись, она отказалась садится в такси, чему я был неимоверно рад.
- От них пахнет спиртным, - раздражённо произнесла она.
- Слушай, в следующее такси мы сядем вместе, и я тебя отвезу, до твоего дома, хорошо, - попытался успокоит я её.
- Мой дом на «Водонасоске», а в «Гипрозем» я еду в гости, - ответила она.
Мы ещё немного постояли перетаптываясь с ноги на ногу. Стало совсем холодно. Город опустел. Мне казалось, что во всём городе были я и Тахмина, и больше никого. Казалось, что наши голоса раздаются эхом во всём городе. И я чувствоал, что я безумно влюблён в эту странно встретившуюся мне, в ночном Душанбе девушку. Мне хотелось сказать об этом ей тут же, но что то меня сдерживало. Я не знаю что.

[Джура Хан]

- А я знаю, Фарход, что тебя сдерживало, - остановил я его, глядя на голубое, без единого облачка памирское небо.
- Что?- как всегда, с наивным удивлением, он уставился на меня.
- Не знаю, поймёшь ли ты меня, всё таки ты гораздо моложе меня. Но я попытаюсь объяснить тебе. Тебя останвливали ложные человеческие правила, ложные рамки приличия придуманные обществом. Ты боялся быть смешным, или не правильно понятым. И это не только ты такой, так поступают огромное большинство людей. Они стесняются открыто и искренно сказать: «Я тебя люблю!». С моей точки зрения, именно этих слов никогда не надо стесняться произносить. Это самые важные слова... – начал я философствовать. Тут я посмотрел на Фархода, он внимательно слушал меня, но мыслями, кажется был на той ночной остановке, у «Гулистона».
- Ну и чем же закончилась ваша история?
- На следующем такси, подъехал совсем молодой парень, почти мальчик, который внушал доверие, и я довёз её до «Гипрозема», но не доезжая квартал, она попросила остановить такси, сказав, что дальше пойдёт пешком. Благо, на её улице горели фонари.
Пока ехали ей опять позвонили по телефону, и она долго разговаривала, то ли с мамой, то ли с тётей, точно не помню.

[Джура Хан]

Я был совершенно растерян, я был как во сне. Я чувствоал, что впервые так сильно влюблён, даже простил ей её мелированные волосы. От неё пахло девичьим теплом, *от неё веяло юной нежностью. Когда она перестала говорить, и положила ладонь с телефоном на сиденья, я *нежно тронул её белые палцы. Она не одёрнула руку, а лишь смушённо наклонила голову, ожидая чего то...
Я колебался... Тут она попросила остановить такси, у не доезжая *до дома тёти. Начала копаться в кошелка.
- Оставь, - тихо произнёс я. Она чуть поколебалась, снова взглянула мне в глаза, затем с улыбкой произнесла:
- Спасибо за зефир, - и резко вышла из машины. Я глядел ей в след. Она не оборачиваясь побежала по тротуару. Когда она скрылась из виду, я посмотрел на водителя и сказал:
- Поехали к «Саховату». Таксист молча повернул.
- По дороге, он обернулся ко мне, и с ухмылкой произнёс:
- Ака, и духтарак, албат будущий янгамай...(Брат, эта девушка, нверное, будущая невеста, тадж. яз)
Я молчал и думал о Тахмине. Не помню, как мы подъехали к « Саховату».
- Ака расидем (Брат, приехали, тадж яз) - услышал я голос таксиста, как бы из тумана.
- Повораяивай обратно, поехали снова туда же! Быстрее!
- Ака, чи девона шидай...(Брат, ты что, сумашедший, тадж. яз)
- Поехали быстрее
- Поехали, значит, поехали
Я был без ума, я хотел снова её видеть, я хотел признаться, что очень люлю её.

[Джура Хан]

Мы быстро доехали до того места, я *выскочил из машины, и остановился, как вкопанный. А куда мне идты? В какой подъезд? И я тут понял всю безумность моего поступка... Я вернулся и сел в машину.
- Ака, тинчиай (Всё в порядке, тадж яз)? – с удивлением спросил меня парень таксист
- Поехали.
В ту ночь я не спал. Я часто и безцельно бродил по городу, и всегда ловил себя на мысли, что ноги меня ведут к «Гипрозему». И у того дома, где она вышла, я часами простаивал, в надежде снова встретить Тахмину. Но так её больше и не встретил...
Он снова поднял журнал, внимательно посотрел на фотографию индийской кинодивы, и тихо произнёс:
- Неее..., Тахмина была на гораздо красивее. Слушай, а правда, что ты пишеь всякие там рассказы?
- Да, иногда. – Я внимательно посмотрел на него. – Если я правильно догадался, ты намекаешь, чтобы я описал твою историю.
- Да, я не против
- Попробую. И знаешь, в конце рассказа обязательно напишу: «Тахмина, где ты?»
- Пиши, тебе я доверяю.

[Джура Хан]

Мы ещё немного посидели. Он из кармана выташил коробку «Сникерсов», угостил меня. Я не отказался, я тоже люблю сладкое.
По прежнему ярко светило солнце. Было так же тепло, дул тёплый ветерок. *Верхушки трав колыхались, подобно морской поверхности. Фарход встал, и сказав «пока» зашагал в сторону верхнего кишлака.
Я взял в руки журнал, и ещё раз внимательно посмотрел на фотографию Рани Мукерджи. «Да, действительно красива»
Разные мысли приходили в голову. Думалось, что наверное, каждому даётся такой шанс, котрый выпал Фарходу, но готовы ли мы признать такие шансы, как сигналы судьбы, поверить...в свои чувства. Впрочем случается, то что случается...
И в конце рассказа, как я и обещал Фарходу, напишу...
«Тахмина, где ты?»

[Джура Хан]

Мудрецы уходят в горы

Свежиый воздух гор слегка пьянил меня. Я поднимался всё выше и выше по горной тропе. Недавно прошедший дождь освежил всю природу, трава стала ярче, воздух стал прозрачнее, и небо стало ещё голубее. Дышалось свободно.
Город, с его нудной суматохой и притворной жизнью остался позади. Далеко позади, во всяком случае, до ближайщего города, было более семисот километров. И мне казалось, что я попал в другой мир, в естественный мир. Оно так и было. Вокруг меня были тутовые дервья, с их янтарными ягодами. Живо и естественно журчали свежие горные ручьи с талой водой. Паслись стада коров, и я уверенно мог сказать, что их вымя было наполнено не пастеризированным молоком, а самым натуральным. Я шёл и наслаждался естественной природой Памира
К полудни я достиг горного плато, на высоте, около трёх тысяч метров. Остановился у небольшого родника, отдохнуть. Кусок домашней лепёшки, *козьего сыра, и свежего помидора показались мне лучше всяких деликатесов изысканных ресторанов. После еды меня начало клонить ко сну, и я сорудив из рюкзака подушку, прилег на короткую травку, рядом с родником.

[Джура Хан]

Проснулся я от того, что услышал фыркание ослика, на котором сидел седой, благообразный *старик, по одежде похожий на дервиша. Пораявнявшись со мной старик спешился, подошёл к роднику и пригоршнями, медленно *стал пить воду.
- Саламалейкум, друг, наверное, я тебя разбудил, извини., - ласково произнёс старик. Он был похож на тех древних мудрецов Востока, изображения которых нам встречались в школьных учебниках по персоязычной поэзии. Я имею ввиду Джалалуддина Руми, Омара Хайама, Абу Али ибн Сина, и всю ту плеяду гигантов Востока.
- Ваалейкум ассалам, да нет, я лишь вздремнул немного.
- Наверное с нижнего пастбища поднялся сюда, - то ли вопросительно, то ли утвердительно *произнёс старик.
- Нет, я из города, из Душанбе, решил провести свой отпуск в горах.
- Замечательно придумал. А я вот давным давно покинул город, и нисколько об этом не жалею, добавил загадочный старик. – В первый же год войны, я взял свою жену, детей и привёз их сюда. Не хотелось оставаться среди сумасшедщих людей. Воюют только сумасшедщие.
- И как же, не трудно жить в горах? – осторожно спросил я его.
- Поверь мне, друг, я никогда не был более счастлив, чем здесь в горах.
- Ну, как же, без электричества, без газа, без докторов, по крайней мере...

[Джура Хан]

- И без всего этого можно прожить. И без докторов тоже. Поверь, за всё это время, что я живу в горах, ни я сам, ни жена, и не дети ни разу на болели. Именно тут в горах, многие вещи прояснились для меня. В городе много суеты, надо признать, бесмысленной суеты. А самое бесмыленное, то что ты зависим от абсолютно глупых вещй, как начальник, зарплата, то же электричество, газ... Ты не волен делать то, чего больше всего хочешь, - спокойно завершил старик, свою не короткую речь, и внимательно посмотрел мне в глаза, как бы убеждаясь, понимаю ли я его. И, видимо, удовлетворившись, явно выраженным любопытсвом на моём лице, *продолжил:
- А больше всего человеку хочется быть самим собой. Ты, вот, кто по профессии? – неожиданно спросил он меня.
- Я... я... вообще то, - не нашёлся я что ответить старику, потому что на самом деле не знал что ответить. Перепробовал много профессий.

[Джура Хан]

- Не мучайся, вижу что трудно тебе ответить на такой простой вопрос. А вот если бы я спросил тебя: «Что ты любишь больше всего делать?», ты бы наверняка легко нашёлся, что ответить. Вот, то что ты и любишь больше всего, и это и есть твоя профессия, твоё призвание. Всевышний, даёт тебе облегчение, именно в том деле для чего Он тебя предназначил. Этого, тебе, больше всего и хочется делать.
- Ну, а как же чувство долга перед семьёй... детьми, - осторожно спросил я его, хотя не хотелось перебивать разговорившегося, странного горца.
- Будь самим собой, и ты выполнишь все свои долги перед всем и всеми... Будь искренен, хотя бы, *с самим собой. Не искажай свою суть, от этого напрягаешься, потому что искажаешь всю Вселенную. Любое искажение это шаг в сторону от истины. Знаешь, брат, я скажу тебе больше. Твои мысли, часто, подсказывают тебе твою миссию на Земле, но ты не всегда готов их расслышать. А ещё чаще, ты их отгоняешь.
Будучи горожанином, я тоже перепробовал, много профессий. По правилам города, после школы поступил в институт на инженера, где учился без особой радости. После окончания, я работал в школе учителем физики, что у меня тоже не особенно получалось

[Джура Хан]

После развала страны пробовал себя и в бизнесе – не увлекало. По настоящему меня увлекало, лишь когда я помогал отцу в работе по саду и огороду. Моя душа пела, когда я смотрел на способы посадки картофеля и помидор, и сам пробовал подражать отцу. Я зачарованно смотрел, как отец прививает веточку хурмы к инджиру. Затем восторгался собирая урожай с полей и с привитых деревьев. Больше всего мне хотелось делать то что делает мой отец. Но городские правила открыто говорили мне «это смешно». А скромные мысли о крестьянстве, стыдливо и не назойливо продолжали посешать меня, а я их отгонял и отгонял...
Поселившись в горах, я стал прислушиваться к своим мыслям-намёкам, я стал самим собой и я счастлив. И теперь, в этих суровых горных условиях я сам себе Академик –Агроном. У меня нет проблем с продуктами. У меня вообще нет проблем. Я вписался в это счастливое пространство, в эту природу в эти величественные горы... Место жительства имеет огромное значение, мой друг. Тебе, наверняка, приходилось слышать, что мысль материальна, и имеет силу воздействия на окружение?
- Да, читал где то, - тихо ответил .
- А я испытал это на себе в годы войны в Душанбе. Да, скорее всего, не один я чувствовали это. Я помню, как мне показалось, что воздух звенел от страха, поселившегося в городе. Даже цвет воздуха стал сероватым от дикого напряжения. А всё потому, что мысли у людей были скованы страхом. И эти мысли, материализуясь, создавали атмосферу страха.

[Джура Хан]

Так что мыслить позитвно очень важно. Более того, мысль это другая реальность, и эту реальность ты волен создавать, как тебе угодно, в соответствии со своими намерениями. *Но и отвечать за ту реальность тебе же... Мысль воздействует на нас. Да и сама наша жизнь есть мысль...
Тут старик медленно поднял голову и взглянул на небо, где в яркой синеве, парила пара орлов. Я тоже, невольно, стал наблюдать за птицами.
- Птицы всегда и всем довольны, потому что больше всего они любять летать, и летают... Вот и я занявшись тем, что люблю больше всего стал счастлив.
Теперь я живу в согласии с самим собой. Это так естественно и прекрасно, как сама природа, которую ты видишь вокруг себя. Если счастье есть цель человека, то я достиг своей *цели
Стать счастливым очень легко, если сможешь правильно ответить на два не простых вопроса: «Кто я?» и «Что я здесь делаю?»

Весь этот, можно сказать, монолог горца, я слушал почти молча и очень внимательно. Я не помню, сколько времени мы сидели у ручья. Старик говорил медленно и время от времени умолкал, затем снова продолжал монолог. Мне не хотелось его перебивать. Недалеко от нас пасся его ослик. Вокруг нас были высоченные горы, вершины которых были покрыты вечными снегами. Дул легкий июньский горный ветер. И казалось, что я нахожусь в волшебной обстановке, где было легко и свободно. А может, действительно, то горное пространство, где я сидел с этим загадочным горным мудрецом, пересекалось иной счастливой реальностью... Не зря мудрецы уходят в горы...
Стакрик оторвал свой взгляд от птиц, медленно но молодцевто встал, поправил свой стёганный, тёмно-зелёный *чапан (традиционный халат у народов Средней Азии) и произнёс:

[Джура Хан]

- Ты, парень, на верном пути, раз тебя потянуло в горы. Ну, будь здоров.
- Спасибо бобо, - ответил я
Затем он взял своего ослика за уздечко, и легкой походкой юноши зашагал по тропинке дальше.
Я ещё немного посидел у родника, размышляя о том что говорил старик. Больше всего думалось над словами: «Стать счастливым очень легко, если сможешь правильно ответить на два не простых вопроса: «Кто я?» и «Что я здесь делаю?»
Сами горы и тишина располагали к размышлениям.

А вдруг, на самом деле, мысль, которая приходит нам в голову, это не наша мысль. Это другая реальность, такая же, которую сейчас мы видим своими глазами. А мысль, пришедшую нам в голову мы «увидели» другим органом восприятия. И возможно, этому органу, в земной жизни нет названия, нет аналога. И каждая наша мысль есть физическая реальность. И если мы, в мыслях представили себя счастливым и миллионером, так оно и есть – в той альтернативной реальности мы счастливы и мы богаты. И та реальность взаимодействуют с нашей реальностью. Ведь и мудрецы часто говорят: «мыслите позитивно». А мудрецы знают, что говорят.

[Джура Хан]

...В майский полдень мы приземлились в душанбинском аэропорту. Первое, что впечатлило, после того, как вышли из самолёта, это пахнущий сухой травой таджикский воздух, который мгновенно всколыхнул память прошлых лет. В аэропорту персонал был на удивление вежливым. Сели в машину и поехали по тенистым улочкам Душанбе, под высоченными чинарами. Я специально попросил водителя ехать помедленнее. Ехали по улице Титова, потому что мне нужно было через "Текстильку", "Мясокомбинат" выйти на улицу Негмата Карабаева. Из за того, что было жарковато, на улицах людей было не очень много. Слева, по тротуару, по тенистой стороне дороги, прогуливались молодые девушки, кажется, студентки. Слева, у тех домов, где когда-то проживали лётчики нашего аэропорта, заметил спонтанно организованные овощные ларьки, где в основном продавали свежайшие помидоры и огурцы. По цвету было видно: только что из грядки. Открыв окно я вдыхал запах Душанбе: пахло цветами акации, разогретого асфальта и горячими лепёшками, всё вперемежку. И мне показалось, что я из Душанбе никогда и никуда не уезжал...

[Джура Хан]

Ближе к вечеру, когда тени девятиэтажек становятся длинными, и почти доходят до речки, вышел на прогулку вдоль Душанбинки. С речки дул прохладный майский ветерок. Внизу, у речки сидел загорелый мальчишка, лет двенадцати-четырнадцати и рыбачил. На нём были лишь шорты синего цвета. Когда я поравнялся с ним, прислонившись к бетонным периллам, стал наблюдать за ним. Он сидел спиной ко мне, и не видел меня. Течением быстро уносило поплавок его камышовой удочки, и он то и дело, часто забрасывал свою удочку. Справа от него находилась сине-прозрачная, пластиковая, пятилитровая бутыль (из под минеральной воды), со срезанным верхом. В бутыле, в слегка глинистой воде плавало несколько рыбёшек. Я не смог разглядет, издали, что это были за рыбки. Кажись плотва, но не уверен. Хотел спросить у мальчишки-рыбака, что за рыбки у него, но потом передумал. Весенние воды Душанбинки создавали сильный шумовой фон, думаю, он бы меня всё равно не расслышал.
Мимо меня пробежали трое подростков в спортивной форме. Один из них был одет в кимоно. Наверное это были ребята из секции таэквон-до. Вечерело, вдоль речки начали появляться парочки, небольшие группки прогуливающихся... Я, мысленно пожелав мальчику-рыбаку удачи пошёл дальше, в сторону моста, которая ведёт к "Текстильке". Пахло влагой Душанбинки. Мирный, спокойный Душанбе...

[Джура Хан]

По ошибке выставил синий фон, сорри

[Джура Хан]

Ближе к вечеру, когда тени девятиэтажек становятся длинными, и почти доходят до речки, вышел на прогулку вдоль Душанбинки. С речки дул прохладный майский ветерок. Внизу, у речки сидел загорелый мальчишка, лет двенадцати-четырнадцати и рыбачил. На нём были лишь шорты синего цвета. Когда я поравнялся с ним, прислонившись к бетонным периллам, стал наблюдать за ним. Он сидел спиной ко мне, и не видел меня. Течением быстро уносило поплавок его камышовой удочки, и он то и дело, часто забрасывал свою удочку. Справа от него находилась сине-прозрачная, пластиковая, пятилитровая бутыль (из под минеральной воды), со срезанным верхом. В бутыле, в слегка глинистой воде плавало несколько рыбёшек. Я не смог разглядет, издали, что это были за рыбки. Кажись плотва, но не уверен. Хотел спросить у мальчишки-рыбака, что за рыбки у него, но потом передумал. Весенние воды Душанбинки создавали сильный шумовой фон, думаю, он бы меня всё равно не расслышал.
Мимо меня пробежали трое подростков в спортивной форме. Один из них был одет в кимоно. Наверное это были ребята из секции таэквон-до. Вечерело, вдоль речки начали появляться парочки, небольшие группки прогуливающихся... Я, мысленно пожелав мальчику-рыбаку удачи пошёл дальше, в сторону моста, которая ведёт к "Текстильке". Пахло влагой Душанбинки. Мирный, спокойный Душанбе...

[Джура Хан]

Вечера, сейчас в Душанбе, очень красивые. Везде горят лампы и неоновые огни. Это я заметил, когда прогуливался по Негмата Карабаева, от Молодёжного Театра до Цирка. Вообще-то, площадку перед Цирком, можно назвать Арбатом на "Гулистоне". По вечерам там собирается много молодёжи, семейных пар прогуливающихся с детьми. Кто-то катается на роликовых коньках, а кто-то просто сидит на зелёной травке. Слышна и русская речь. У меня сложилось впечатление, что к русскоговорящим относятся вполне лояльно, если не сказать больше.
На травке резвились дети, и от "растревоженной" майской травы, пахло, как после сенокоса. Удивительный запах!
У остановки сидела молоденькая рыжеволосая девчушка-таджичка, и торговала полосатыми семечками, в бумажных кулёчках.
С противоположной стороны, со стороны *"Гулистона", (там сейчас супермаркет, с российскими продуктами) шёл ароматный запах кур-гриль. Слева, прямо у входа в магазин, на лотках были разложены свежевыпеченные лепёшки, с ароматным запахом. Не смотря на поздний вечер, магазины ещё работали.
На лицах людей нет прежней угрюмости и безысходности, а наоборот, много улыбок, и можно заметить какой-то невыразимый, можно сказать, едва заметный, едва уловимый, оптимизм, блеск в глазах. "Не смотря ни на что мы выдюжили, пережили, не сломались. Теперь нам ничто не страшно. Мы есть, есть Душанбе, есть Таджикистан"... Это читалось во всём поведении современных душанбинцев.
Не смотря ни на что, на планете Земля, на его северном полушарии, в азиатской его части, среди красивейших гор ютится, красивая страна, с красивыми людьми, и строит своё будущее - невзирая ни на что.
И, каждый, кто когда-то там родился, прожил, провёл незабываемые годы, может гордиться, что Таджикистан его (её) Родина.
И, поверьте, простой народ, соль этой земли, всегда будет с радостью встречать гостей - и бывших земляков, и впервые прибывающих в эту горную страну, от которой всегда пахнет Солнцем, чинарами, персиками, инжиром, детством, юностью... и первой любовью...

[Джура Хан]

Был на "Зелёном Базаре". Там сейчас, в крытом павильоне, в мясном отделе, продают самодельные колбасы из индюшатины, курицы, говядины и баранины. Ооочччееенннььь вкусные. С настоящим мясом. С гигиеной и санитарией там всё в порядке. Всё чистенько. Прошёлся по сухофруктам, искал специальный сорт кураги, называется "кандак" - просушенные естественным образом, без использования двуокиси серы - сладкие, как сахар. Нашёл. За прилавком, сидел пожилой, но бойкий мужчина, с тюбетейкой на голове и в стёганном темно-зеленом чапане
- Ты ищешь "кандак", подходи ко мне, - весело произнёс он. Я понятия не имею, как он догадался, что я ищу "кандак". По его акценту я подумал, что он из Ленинабада. Точно, оказывается из Исфары. Я попробовал курагу, и про себя сразу решил, что куплю у него. Сказочно сладкий "кандак". Но для порядка начал торговаться. На то он и базар.
- Сделаешь скидку, куплю у тебя
- Зависит, сколько ты купишь, чем больше купишь, тем больше скидка, - хитро начал торговец.
- А сколько стоит килограмм?
- Весемнадцать сомони.
- Давай по пятнадцать, куплю три кило
- Хорошо, бери по шестнадцать, только для тебя, - лукавил продавец.
- Уговорил.
Честно говоря, такой "кандак", я бы купил, если бы даже он не уступил в цене. Уж больно хороша была его курага
.
Выйдя из павильона, повернул на лево, и прошел мимо красиво выстроенных в ряд, откалиброванных лимонов. Пахло цитрусами. После лимонов кучами громоздилась свежайшая черешня. Крупная. Двух сортов: и бордовая и желто-красная. Но, так как я уже купил черешню на "яккачинарском" базаре, я прошёл дальше, к корейским салатам. Обожаю корейские салаты, и именно с "Зелёного базара". За прилавком стояли женщина-кореянка, и девушка-таджичка. И у той и у другой торговля шла очень бойкая. У кореянки (кажется она назвалась Ларисой), я купил "фунчёзу", рыбу - "хе", (сорри, если не правильно написал), и солёные баклажаны. А у таджички купил "чимчу" (может не так пишется?) и салат из капусты и огурцов. На вкус они были восхитительны.
Дальше, по прилавку, *продавали чакку и зелень. Женщина продававшая чакку, чуть ли мне под нос, совала ложку с чаккой. Попробовал. Действительно вкусная. Немного, поколебавшись купил и чакку. Оказалось не зря. Уже дома из этой чакки сварганил окрошку... Просто чудо!
В заключение скажу: В Душанбе можно жить, если есть нормальная работа и деньги. Но... не хлебом единым жив человек. Меня больше радовало, то что я нахожусь среди своих родственников и старых, гостеприимных друзей. Ночи на пролёт сидели за дастарханом, и никак не могли наговориться, и самым часто повторяемым выражением было: "А помнишь...?"

[Иван]

Spasibo tebe Dschurachon za twoi rasskazi.(Y) (Y) (Y) (Y)

[Джура Хан]

Всегда пожалуйста, Иван!

[Джура Хан]

Всё о Душанбе... Помню, даже в советские времена, мои друзья, впревые посетившие Таджикистан, восхищённо шептали: "Я обязательно приеду сюда снова...". Вот так, вот! Влюблялись в Таджикистан с первого взгляда!
А горный ветер, листья чинары, и звонкий ручей весело шептали - журчали: "Да, приезжай, конечно, мы гостям всегда рады"! Дальше, ветер, озорно так, улетал к Варзобским ущельям, а прозрачный ручей с радостью сливался с речкой Майхура. И лишь чинары, шелестя листвой, продолжали оставться вдоль душанбинских улиц - создавая прохладную тень гостям...

[Ирина Дукэ]

В Душанбе нельзя не влюбиться. Это сказка. Жемчужина в долине гор! Моя Родина. Я люблю его с моим первым глотком воздуха и буду любить его до последнего моего вздоха. (L) (K) (F)

[Джура Хан]

(Текст посвящается всем, кто когда-то жил в Таджикистане, но был вынужден покинуть её по разным обстоятельствам).

С уважением,
Автор текста, Джурахон Маматов

[Джура Хан]

Ранним утром, в начале апреля, в один из воскресных дней, я пешком поднялся на перевал «Фахрабад», совсем недалеко от Душанбе. Раньше, в советские времена, мы это делали вместе с моими друзьями, с Лёней Ярошенко, с Русланом Синдаровым, с Мухиддином Дадахановым. Теперь они живут далеко, за пределами Таджикистана.
Склоны гор были покрыты сплошным ковром красных маков. Кое-где среди маков виднелись темно-синие, чуть склоненные, головки колокольчиков. Трава ещё была покрыта росой. Мелкие бусинки росы, играя всеми цветами радуги, *отражали лучи утреннего солнца. Там, где уже кто-то прошёл по траве, она была чуть темно-зеленее, со сбитой росой. Взглянув на левый склон, я заметил мальчишку в темном трико и красной майке, он пас небольшое стадо коз. Я его не сразу заметил, из за его красной майки, которая не особенно была заметной на фоне ярко-красных маков.
Взмахнув рукой, я поприветствовал его, он тоже ответил взмахом руки.
Я продолжил свой путь дальше, вдыхая утренний воздух гор.
Когда я добрался до вершины, а это 1245 метров над уровнем моря, я скинув свой рюкзак, присел на мягкую апрельскую травку. С вершины, где я сидел, был виден почти весь город Душанбе. В утренней дымке серебрилась ниточка речки Каферниган. Небо было совершенно синим, без единого облачка. Лишь весенние ласточки стремительно прочерчивали свои замысловатые линии по небу. Я внимательно прислушался к тишине природы, и вдруг мне показалось, что она беседует со мной своим тайным языком символов.
- Ты прекрасна, моя страна, - мысленно произнёс я
- Я прекрасна всегда, я ведь твоя Родина, - тихо прошептала она.
- Я рад, что ты у меня есть, пусть ты и истерзана войной и разрухой...и слаба
- Эх ты, глупец, разве войны и разрухи могут навредить мне. Я всегда одинакова – я ведь природа. Я никогда не воюю. Я безукоризненно следую своему предназначению: расцветаю весной (как сейчас), нагреваюсь и золочусь летом, осенью делюсь своими дарами, а зимой засыпаю и отдыхаю. И так всегда, потому что я следую Божьим законам.
А на счёт слабости, тут ты вовсе не прав. Я ведь Земля, я всегда сильна.
А слабы люди живущие у меня. И войны, и разрухи, это тоже их рук дело...

[Джура Хан]

Потом наступила тишина. Я прилег на травку, подложив под голову рюкзак. Высоко в небе парила пара орлов, широко раскинув крылья. Они парили удивительно красиво, без единого взмаха. «Им с высоты, наверное, открывалась ещё большая красота нашей земли», подумалось мне.
- Да, я действительно красива, необыкновенно красива, - смущенно прошептала природа, снова возобновляя наш диалог.
- Слушай, а я вот, часто общаюсь с людьми покинувшими тебя. А как ты относишься к ним?
- Я отношусь к ним, как Мама к своим детям. Я *люблю их. Ведь я их вырастила, они ведь дышали моим воздухом, питались моими плодами. Под моими деревьями сидели. Под покровом моей, южной ночи, впервые, смущенно, целовались... И никто кроме меня это не видел. Я храню их тайны... В принципе, они есть часть меня, то есть они и есть мои частички разбросанные по разным уголкам.
Их подсознание всегда будет хранить скрытую мысль, что они – дети этой земли. Навсегда.
- То есть, они, ментально - таджики?
- Скорее таджикистанцы, - нежно поправила она. - Хотя, называй их как хочешь. А давай назовём их – Дети Гор.
- Согласен, красивое имя.
- Они и сами, порою, ловят себя на мысли, что они, чуть-чуть другие. Чуть-чуть отличаются от тех, с кем сейчас проживают. А это «чуть-чуть» и есть мои отпечатки. Мои «идентификационные знаки» - я их навсегда закодировал «Детьми Гор». ..
Затем снова наступило молчание.
Солнце поднялось высоко, утренняя дымка полностью исчезла, и с противоположной стороны чётко прорисовывались силуэты Варзобских гор, с зелёными пятнами весенней травы, на фоне красных проталин. По Фахрабадской дороге зачастили машины со стороны Курган-Тюбе. Я открыл рюкзак, и вытащил уже остывшую лепшку, которую купил, по пути, на «Саховате», у молодой девушки - *узбечки, из колхоза «Россия». Какая же вкусная лепёшка, посыпанная кунджутными семенами...
Колыхались алые маковые ковры вокруг меня. Подул тёплый ветерок, нежно касаясь верхушек трав, и превращая их в зелёные волны. Природа дальше продолжала свой шифрованный разговор со мной, но мне было так лень переводить этот язык на обычный. Хотя подсознательно чувствовал, что она пыталась донести до меня что-то очень мудрое...

[Джура Хан]

По дороге обратно, во время спуска, я снова встретил мальчишку-пастуха со стадом коз. С близкого расстояния я заметил, что козы были ангорские, с длинной, с совершенно белой, шёлковой шерстью.
- Ассалому алейкум, ака, ту варзишгар асти? (Здравствуй брат, ты что, спортсмен что-ли?), - весело спросил мальчишка. Видимо, он так подумал, из-за моего спортивного снаряжения
- Ман кухро дуст медорам, бародар, худат шояд мухлиси варзиш асти? (Я люблю горы, братишка, а вот ты, наверное, любитель спорта), - полюбопытствовал я, указывая на надпись «Леонель Месси» на его красной футболке.
- Ман мухлиси тими «Барселона» астам, футболро дуст медорам (Я болельщик команды «Барселона, я люблю футбол), - весело ответил он.
Нам было по пути, и мы, некоторое время, шли вместе вдоль дороги, разговаривая о футболе. О «Барселоне» он знал почти всё.
Крупный вожак - самец, с большими закрученными рогами уверенно шёл впереди стада коз, видимо, знал дорогу наизусть, остальные козы мелко семенили за ним.
Когда дошли до поворота в сторону его кишлака, он вежливо произнёс традиционное:
- Чой тайёрай, ака, биё хона мехмони меравем, (Чай готов, брат, пойдём к нам в гости).
- Рахмат, бори дигар, бародар (Спасибо, в следующий раз, братишка). Мы тепло попрощались. И я пошёл дальше. Движение транспорта становилось всё интенсивнее. Я шёл вдоль ивовых деревьев со склонёнными, аж до земли, зелёными ветвями. Казалось, что они, с поклоном, приветствовали меня. Я пешком дошёл до поста ГАИ, а там сел на попутную машину, за рулём которого сидел пожилой мужик в чапане, и с тюбетейкой на голове. Оказался, он из Ильичёвского района, и в этот воскресный день, ехал в гости к своему брату, который проживал, где-то на «Водонасоске».
Я вышел на «Гулистоне». У огромной цветочной клумбы, напротив «Цирка», цвели красивейшие чайные розы. Из подземного перехода, смеясь, появились девушки. Одна, в национальной одежде, другая в одежде европейского стиля. У той, которая была в национальной одежде, вдруг, зазвонил мобильный телефон. Чуть замедляя ход, она ответила по телефону:
- Далер, конспекти маро имруз биёр. Фирузаро бигу туфлихои, ки вай пурсида буд, дар «Корвон» ёфта мешавад. (Далер, принеси мне, сегодня, мой конспект. И скажи Фирузе, что те туфли, которые она просила можно найти в «Корвоне»). Дойдя до остановки они стали ждать свой транспорт. Я поймал себя на мысли, что невольно, любуюсь этими двумя совсем ещё юными красавицами. Однако, красиво весной в Душанбе...

И мне вспомнился язык символов природы, услышанный сегодня, на вершине «Фахрабада». Солнце, горы, весна, апрель, ласточки в небе, мальчишка-пастух, и эти две юные красавицы… означали – всё будет прекрасно…

[Джура Хан]

(Текст посвящается всем, кто когда-то жил в Таджикистане, но был вынужден покинуть её по разным обстоятельствам).

С уважением,
Автор текста, Джурахон Маматов

[Джура Хан]

Гроза в Душанбе

Ранним утром, в начале мая, после сильнейшей грозы, по улице Ленина, со стороны «Нагорного» текла самая настоящая река глиняного цвета, затопив тротуары. Троллейбус остановился на против чайханы «Рохат». Водитель открыл двери, но ни кто выйти не собирался. Вода доходила почти до колен. Ладно бы просто вода, течением несло разные щепки и крупные ветки, о которые можно было сильно оцарапаться. Я опаздывал на первую пару, у нас в этот день был зачёт по «Фонетике английского языка». Немного поколебавшись, разулся, снял носки, засучил джинсы и вышел из задней двери троллейбуса (№ 1). Вода была прохладная. И я побрёл по воде в сторону пединститута. На остановках, люди, взобравшись на скамейки, дожидались транспорта, а может вообще отлива воды. Вокруг, как это всегда бывает в моменты природных буйств, царило всеобщее оживление. Был слышен особенный, беззаботный студенческий смех. Несмотря на то, что ливень уже прекратился, с молодых листьев чинар, прямо за шиворот, капали крупные, холодные капли дождя. Воздух был пропитан озоном, и дышалось легко. Я оглянулся вокруг, и заметил, что таких «безумцев», как я оказывается было ещё несколько студентов. И, мы, шутками подбадривали себя.
Дойдя по воде, до здания «Пожарки», я пересёк улицу, и оказался напротив нового корпуса пединститута. Между тротуаром и крыльцом нового корпуса был настоящий бассейн, кроме, как вплавь, добраться до крыльца было невозможно. Прямо у тротуара, на небольшом островке, под склонёнными ветвями ивы, я заметил девушку, которая беспомощно взирала вокруг себя. Я с мыслями о зачёте, со склонённой головой, прошлёпал мимо неё, и лишь пройдя несколько шагов, я остановился, поднял голову, и обернулся в её сторону. Девушка была похожа на русскую, с красивыми зелёными глазами. Сказать просто – зелёные глаза, это очень мало. Её глаза сверкали изумрудом. Лучистые зелёные глаза. То ли весна отражалась в её глазах?
- Помочь перейти, - с улыбкой спросил я её.
- А вода не холодная? – смущенно спросила она. По тону её голоса было ясно, что она стесняется сказать мне «да, помоги пожалуйста». До начала зачёта оставались считанные минуты, и мне не хотелось опаздывать.
Я уверенно подошёл к девушке, и пока она успела опомниться, *поднял её на руки и, мысленно удивившись её легкости, по щиколотки в воде, вброд добрался *до крыльца. От её влажных волос пахло весенним дождём. Она, своей маленькой бежевой сумочкой, пыталась прикрыть чуть оголившиеся, сверкающие белизной коленки. «Очередной мой безумный поступок за сегодняшнее утро», успел подумать я.
- Спасибо, - тихо прошептала она со смущенным голосом.
Добравшись до крыльца, я опустил её на первую ступеньку, и не оборачиваясь быстрыми шагами пошёл в сторону третьего корпуса, и лишь на первом этаже, натянул на влажные ноги носки и обулся. К зачёту я успел.

[Джура Хан]

Позже, я частенько встречал эту зеленоглазую девчонку во дворе пединститута, или в читальном зале библиотеки. Мы, только нам понятными взглядами, приветствовали друг друга. Между нами была неуловимая связь. Ни кто даже не догадывался о нашей игре. Ни кто, кроме майской грозы, мокрых чинар, и весенних вод города. Но они тоже игриво молчали... Вот такой вот был месяц май в Душанбе в девяностом году.
___
Эпилог.
___

Как-то уже в жаркий июльский день, она подошла ко мне во дворе института. В легкой сиреневой блузочке. В длиной ситцевой юбке, цвета морской волны. Чуть волнистые, светлые волосы заплетены в не тугую косу, почти распущены. С легким румянцем на щеках. Изумрудные глаза чуть смущены.
- Привет.
- Привет.
- Хочу попрощаться с тобой, - с улыбкой произнесла она. – Я досрочно сдала все зачёты и экзамены, потому что уезжаю в Германию.
- По туристической путёвке, что ли?
- Нет, по программе, мои родители из Германии, то есть мы немцы. Сейчас все немцы уезжают в Германию.
- Да,- тихо произнёс я. Я не знал, что говорить. Просто смотрел в эти зелёные глаза с какими-то неуловимо волнующими лучами.
- Я буду скучать по душанбинским грозам, и..., - недоговорила она. Тут, шумной гурьбой подошли её подруги, и она тихо произнеся «прощай» направилась с подругами *в сторону кинотеатра «8-ое Марта», к остановке.

Иногда бывает так, что какие-то значительные события и их детали стираются из памяти. А вот такой обычный день, весенняя гроза, и холодные капли капающие с листьев чинар… и зелёные лучистые глаза врезаются в память навсегда...

[Мама-друг]

Прочитав Ваши рассказы можно сново и снова влюбится в Душанбе. Я много раз ловила на мысли себя чтоб уехать но сердцем не как не решалась покинуть мой любимый город. Не однократно была в длительных командировка в самых процветающих городах мира. Высокие здания , ночные огни ни что не могло отвлечь меня от мысли возвратиться в свой маленький и добрый город. Где чувсвтуешь запах только что испеченой лепешки, запах выпеченой самбусы.

[Мама-друг]

Часто вспоминаются советские времена когда после окончания лекций пешком возвращаешся домой под весеним дождем. Год от года ты выкрадываешь время от житейских проблем и позволяешь пойти на свидание со своим любимым городом, проходя в студенческие годы пройденые переулки. И я передам обязательно свою любовь к Душанбе своим детям.

[Джура Хан]

Спасибо, Саида, за комментарии к моим рассказам. Если мои рассказы заставляют снова и снова влюбляться в Душанбе, так ЭТО ЖЕ ЗДОРОВО!!!(F) (F) (F)

[Джура Хан]

Миниатюрка
___

На земле, вернее на сене лежали зеленошкурые, зимние дыни, с грубой рифлённой шкурой. А рядом, на картонной бумаге, разрезанные дольки, сверкающие янтарём, под декабрским солнцем. Базар был полон снующим народом. Туда, сюда, туда, сюда. Чапаны, пальто, калоши. Слышатся имена: «Зарина, Парвина, Наргис». Запахи лимона.
А дольки дыни сверкают, ближе к кожуре белизной, а выше, всё прозрачнее и прозрачнее, а на самой верхушке прилипшие мелкие, жёлтые семечки. Живой жёлтый мармелад...
Вечерний базар. Декабрь. Сумерки наступают быстро. А янтарные дольки горят в сумерках. Горят призывно, маняще... Почему горят?... Ах, да, все три осенних месяца впитывала свет солнца. А теперь время отдавать этот свет. Светить в сумерках декабря. 31 декабря, на новогоднем столе...Делать праздник ещё ярче... янтарнее...
___
Автор: Джурахон Маматов

[Джура Хан]

В полдень.

Летний зной июля. В Душанбе полдень. От жары воздух кажется лимонно-оранжевым. Улицы тихи, даже чинары и тополя не шелохнуться, притихли: у них тоже сиеста. Редкие прохожие, стремятся идти по тенистой стороне аллеи. Я прошёл мимо кинотеатра «Ватан», и повернул на право, в сторону «Ослиных ушей». После долгой разлуки, я снова в Душанбе. Просто гуляю по улицам и впитываю в себе тепло города. Воздух родины насквозь пропитан жарким солнцем. Горячие лучи всё щедрее и щедрее заливает полдень золотом, и воздух от лимонно-оранжевого превращается в золотой. По лоткам, вдоль аллеи, с тихим журчанием, течёт прозрачная вода. У остановки, недалеко от магазина «Голубой экран» стоят несколько женщин. Я прохожу мимо остановки, и вдруг чувствую пристальный взгляд одной из женщин. Наши взгляды встречаются. Чёрные глаза удивлённо и не мигая смотрят на меня. Первая проскользнувшая мысль: «Зарина», но я не останавливаюсь, следующая мысль: «не может быть, пятнадцать лет прошло». Пройдя несколько шагов оборачиваюсь. Она прищурившись, и чуть наклонившись, приглядывается.
- Это ты…?
- Зарина?
- Да! Она быстро положив свою сумочку на скамейку, раскинув руки бежит в мою сторону, и лишь не доходя метра, опомнившись смущенно останавливается…
И пятнадцати лет, как не бывало. Передо мной всё та же юная студентка-однокурсница, с которой мы съели не одну тонну шоколадного мороженного в «Восточном кафе». Она всё такая же экспансивная, эмоциональная…
Вот за что я люблю город Душанбе… За его тополя, которые придумали себе сиесту в полдень. За то, что просто гуляя по улице ты можешь встретить совершенно чёрные, юные глаза из прошлого…

___
Автор: Джурахон Маматов

[Джура Хан]

Барсина
___

Утренний холодный ветер сдул с головы Барсины покрывало из тонкой китайской шерсти, и её распушенные каштановые волосы растрепались на ветру. Девушка не обращала внимание ни на холодный ветер, и ни на то, что оказалась без платка на голове. Она встревоженным взглядом глядела на горстку воинов-македонцев внезапно оказавшихся на краю их неприступной скалы – Согдийской Скалы. Это означало одно – пленение и неизвестность. Быть пленницей в четырнадцать лет Барсине вовсе не хотелось…
Она медленно присела на лежавшее рядом кучу хвороста из сухого можжевельника, машинально вертя серебряный браслет на левом запястье, что она всегда делала в минуты волнения. Ветер трепал подол её зелёного платья и тонкие шёлковые шаровары, обрисовывая стройные ноги юной согдианки. Она даже не почувствовала, что её кожаные сандалии, в которых она выбежала из каменного укрытия, утонули в ещё не растаявшем весеннем снеге. Рядом лежал упавший из руки, белесый, кожаный бурдюк с тёплой водой, которой она хотела ополоснуть лицо. Небо ещё было в тёмных, предрассветных, весенних тучах.
В каменной крепости забегали воины-лучники, готовясь к обороне. Однако, командовавший повстанцами в крепости *Ариомаз, повелительно поднял руку, и все воины замерли в ожидании повеления военачальника. Ариомаз руками подал знак своим помощникам, что означало «готовиться к переговорам»…
… Барсина быстро забежала в женскую половину крепости, где в очаге горел огонь под медным котелком с уже вспенившимся молоком.
- Состриги мне волосы, - с волнением попросила она свою старшую сестру Статипру, только что проснувшуюся, и не ведающую об опасности.
- Зачем? – в недоумении уставилась она на сестру.
- Так надо, быстрее, пожалуйста.
Зная нрав сестры, Статипра, быстро сбегала за ножницами, и молча начала стричь волнистые локоны Барсины, которые, красиво завиваясь, бесшумно падали на холодный каменный пол крепости.
- Теперь, найди мне пожалуйста мальчишескую одежду…

[Джура Хан]

Отрывок из Википедии:
После зимнего отдыха в начале весны 327 год д.н эры Александр Македонский осадил Согдийскую Скалу, где скопилось много повстанцев под командованием Ариомаза. Среди них были жена и дети бактрийского вельможи Оксиарта. Курций называет число повстанцев в 30 тысяч. Высокие отвесные стены делали место неприступным, глубокий снег затруднял подступы и обеспечивал обилие воды защитникам, запасы еды позволяли выдержать 2-х годовую осаду. В периметре скала имела размер около 25 км. Когда Александр потребовал сдачи, варвары со смехом посоветовали македонскому царю поискать крылатых воинов, чтобы с ними штурмовать неприступную твердыню.
Крылатых воинов Александр не имел, но отобрал 300 наиболее опытных скалолазов из своих солдат. Первому, кто взойдет на скалу, обещана была награда в 12 талантоов, второму награда поменьше и даже последнему причиталась награда. Храбрецы заготовили железные костыли, длинные верёвки и под покровом ночи совершили дерзкое восхождение по наиболее отвесной, а потому неохраняемой стороне скалы. 32 из них сорвались, но остальные без оружия к рассвету поднялись на самую вершину. Оттуда они, размахивая белыми поясами, подали сигнал Александру. Царь через глашатая указал согдийским повстанцам на своих воинов на вершине горы, потребовав немедленной сдачи.
Полиен передаёт эту историю немного иначе.[Солдаты Александра совершили восхождение не по отвесной скале, а по крутому склону, густо заросшему деревцами, за которые они цеплялись короткими верёвками.
Вряд ли варвары поверили в крылатых воинов, однако, потрясённые видом воинов над своей головой, приняли горстку скалолазов за более крупные силы и предпочли вступить в переговоры. Сначала Ариомаз пытался выторговать безопасный уход, но Александр требовал безоговорочной капитуляции. По версии Курция Ариомаз вместе с другими вождями сдался на милость царя — всех их Александр приказал бичевать, а затем распять у подножия скалы. Остальных сдавшихся Александр подарил населению новых заложенных городов в тех краях. История Курция во многих деталях не согласуется с рассказом об этих же событиях у других авторов, расправа со сдавшимся князем выглядит недостоверно. Однако Александр мог так расправиться с восставшим князем, если счел его не противником, а изменником.
Плененная в результате захвата скалы дочь Оксиарта, девушка юная и очень красивая, привлекла внимание Александра. Влюбившись в Роксану (Рухшона – по таджикски), он сделал её своей женой. Оксиарт, пользуясь таким случаем, перешёл на сторону Александра и был назначен сатрапом.

[Джура Хан]

… Героиня моего рассказа, Барсина, оказалась единственной девушкой, которая избежала судьбу остальных пленниц. Она, под видом подростка-мальчика, смогла убежать к своим дальним родственникам, в уже завоёванный македонцами город Александрия-Эсхата (нынешний Худжанд). Судьба её оказалась счастливой. Она вышла замуж за своего соплеменника – согдийца Парсиана, нарожала детей, и в глубокой старости, медленно вертя тот самый серебряный браслет на левом запястье, она рассказывала своим внукам историю захвата Согдийской Скалы своим внукам. Затем её следы затерялись в глубокой древности…
…И мне кажется, кто-то из ныне живущих таджиков может гордится поступком и смелостью своей далёкой и отважной пра-пра-пра-пра-пра-пра-пра-бабушки.
Вот такая вот, ясная картина предстала перед моим взором, когда я прочитал вышеприведённый исторический текст из Википедии… Отчётливо и ясно вижу, вертящую свой серебряный браслет, Барсину, в то весеннее утро в горах. Её развивающиеся на утреннем ветру темные локоны. Чувствую холодный горный ветер и запах талого снега из того далёкого далёка. Вижу, как в юном волнении, она присаживается на кучу хвороста, от которой идёт ароматный запах можжевельника…
Вот такую вот особенность имеет память человека. Генетическую память. А не хранится ли все эти образы на уровне ДНК…?
___
Текст выделенный курсивом взят из интернет сайта (Википедии). Автор, остального, художественного текста:
Джурахон Маматов

[Джура Хан]

Опечатка: не хранЯтся ли...

[Джурахон Маматов]

Здравствуйте!

[politik]

Привет друг!